Ирина Владимировна Табацкова, мэр города Ковров Владимировской области, давнишний друг Евразийского Союза Молодежи. Достаточно упомянуть, что II съезд ЕСМ в апреле 2006 проходил под Ковровом, хотя это и не прошло даром для Ирины Владимировны. Предлагаем вашему вниманию интервью с нашим соратником Табацковой, только что вернувшейся из Цхинвала.

- Ирина Владимировна, Вы сегодня вернулись из Южной Осетии, из разрушенного Цхинвала. Что Вы там увидели?

Наша поездка была организована Евразийским Союзом Молодежи. Когда мы приехали в Цхинвал, мы сразу же попали на исторический концерт Мариинского театра. Во время концерта мужчины плакали... Было очень мощное оцепление, российские войска надежно обеспечивали безопасность. У всех военных был однозначный настрой - в случае каких-либо провокаций с грузинской стороны идти на Тбилиси. Вряд ли кто-то смог бы тогда их остановить.

Конечно, люди там все еще в шоке, много растерянности, но при этом они полны решимости, мужества, стойкости и готовы отстаивать свою землю.

Мы жили в доме на чудом сохранившейся Московской улице, единственной уцелевшей улице Цхинвала, которая еще до прошлого года называлась Тбилисской. Осетины – очень гостеприимный народ, готовый делиться даже тем малым, что у них осталось.

- На Ваш взгляд, что случилось с Грузией?

Невозможно понять, как у грузин поднялась рука на своих ближайших соседей. Просто поразительно, ведь недавно мы все жили в одной стране. И Грузия жила намного лучше большинства советских республик, намного богаче, она получала от существования Союза очень большие, в первую очередь экономические, выгоды.

Грузинская сторона сейчас скрывает свои истинные потери – по всему Цхинвалу валялись трупы грузинских солдат, которые отрезали головы женщинам, устраивали тир по детям... Трудно поверить, что человек вообще способен на такое, это просто дикари. Естественно, что когда миротворцы получили приказ остановить бойню, они положили там очень много грузинских солдат. Трупный запах до сих пор висит над городом. Поскольку Саакашвили отказался забирать своих убитых, чтобы избежать эпидемий, их пришлось просто собирать и где-то закапывать.

Саакашвили не мог забрать трупы, поскольку это разбило бы всю его пропаганду, занижающую грузинские потери и представляющую грузинскую армию невинной жертвой русской агрессии. А массовые похороны, скорее всего, закончились бы линчеванием Саакашвили матерями погибших солдат.

- Как случившееся повлияло на отношение осетин к грузинам?

Ярко проявилось благородство осетинского народа – люди, которые потеряли и кров, и близких в результате грузинского нападения, по-человечески относились к пленным грузинам, делились с ними всем тем, что у них еще осталось. Они очень жалели грузин, матерей, которые потеряли сыновей. Осетины говорили, что они много лет жили с грузинами добрыми соседями, и они совершенно не понимают, что вдруг случилось. Все говорят, что народ не виноват – виноват Саакашвили.

- Какие договоренности достигнуты с местными властями?

Мы встретились с главой города Цхинвал. С ним обсуждался вопрос той помощи, которую мы можем оказать городу. Мы предложили разместить детей у нас, в домах отдыха, чтобы они могли, во-первых, попасть в нормальные условия и начать оправляться от пережитого шока, а, во-вторых, нормально начать учебный год, поскольку в Цхинвале разрушены школы, университет, библиотеки, и начало учебного года в сентябре представляется малореальным.

- Вы недавно вернулись из Косово. Есть ли у этих регионов нечто общее?

Когда мы были в Южной Осетии, было такое чувство, что мы находимся в Косово. Эта параллель абсолютно реальная. Очевидно, что осетинам была уготовлена та же самая судьба, что и сербам в Косово. Максимум это были бы какие-то созданные для вида резервации, за пределы которых осетинам выходить было бы небезопасно, а подавляющее большинство осетин были бы или уничтожены, или изгнаны со своих земель. Ровно это произошло с сербами в Косово.

Когда мы видели уходящую вдаль по горной дороге колонну трофейных танков, сложно было поверить, что всей этой армаде противостояли почти безоружные люди, у которых из оружия максимум был автомат. Люди встали и стояли до последнего против этой военной машины.

Это очень напоминает сербов, Видовдан – битву на Косовом поле, когда сербы противостояли в двадцать раз превосходившей их турецкой армии. Как известно, сербы тогда предпочли Царство Небесное и почти все погибли. То же самое произошло сейчас в Южной Осетии, когда люди прекрасно понимали, что все они погибнут, что в нашем мире победить такую силу они сами не смогут. И все они выбрали для себя верную смерть.

- Как Вы восприняли известие о признании Россией независимости Южной Осетии и Абхазии?

В Южной Осетии говорят только об одном – люди хотят быть с Россией, хотят независимости, хотят, наконец, спокойной мирной жизни в России. Но еще не известно, для кого было важнее решение о признании – для Осетии и Абхазии или для России. Фактически, это поворотный момент в нашей истории, сейчас наша история начинает идти вспять. Такое чувство, что если Путин в течение восьми лет давил на тормоза автомобиля, несущегося к обрыву, то 8 августа, мы сначала замерли уже над самой пропастью, а потом резко дали задний ход.

Сейчас русские люди получили настоящие, реальные причины, чтобы себя уважать – не только свою историю, своих великих предков. Сейчас мы начинаем сами творить свою историю, которой боялись, от которой бежали в течение двадцати лет. Наконец-то люди видят, что мы не испугались Америку, не испугались ее угроз, ее истерик, и просто сделали то, что должны были сделать. Фактически, мы признали свою собственную независимость. Я думаю, что 26 августа можно сделать Днем независимости России, это великий день, который спустя какое-то время будет считаться поворотным в истории России.